Все вы, зомби - Страница 2

— Ты выглядишь не хуже меня.

— Да кого волнует внешность бармена? Или писателя? Но когда берут ребёнка из приюта, то выбирают маленьких голубоглазых, золотоволосых дурочек. Позже ребятам нужны груди буфером, смазливая мордашка и манеры типа «о, какой ты классный, крепкий парень!» — Он пожал плечами. — Я не могла тягаться с такими девицами. И потому решила идти в ДЕВКИ-КИСКИ.

— А?

— Добровольческий Естественно-технический Военизированный Корпус Исполнительниц — Команда Индивидуального Содействия Космонавтам-Истребителям. Теперь это называется Армейская Нестроевая Группа Евгеники и Лечебной Обработки Чинов Космического Истребительного Легиона… как-то так. «Космические Ангелы», знаешь?

Я знал оба названия. Правда, в моё время эта элитная космическая военная служба зовётся иначе — Боевой Легион Ясельной Дестрессизации Истощённых Космонавтов-Истребителей. В темпоральном прыжке изменение значения слов и появление новых терминов — это главная головная боль. Вот, например, знаете ли вы, что словами «станция обслуживания» когда-то обозначалось место продажи нефтяных фракций? Помнится, как-то, когда у меня было задание в Эре Черчилля, одна дама сказала мне: «Я буду ждать вас на станции обслуживания, за углом». Это значило вовсе не то, о чём вы подумали; на тогдашних станциях обслуживания кроватей не было.

Он продолжал:

— Как раз тогда пришли к заключению, что нельзя отправлять мужчину в космос на месяцы и годы без возможности расслабиться, сбросить напряжение. Помнишь, может, как голосили тогда пуритане? Мало кто отважился вступить в Корпус, и это здорово повысило мои шансы. Девицы должны были быть порядочными, желательно — именно девицами, поскольку с нуля учить всегда проще, чем переучивать; они должны были быть умственно выше среднего уровня и эмоционально уравновешенны. Но большинство волонтёрок были старыми потаскухами или невротичками, которым грозило сумасшествие после десяти дней в космосе. Внешность моя была ни при чём: если меня принимали на службу, то поправляли мои зубы, делали волосы волнистыми и пышными, учили походке, танцам, умению внимательно и ласково выслушивать мужчину и многому другому — плюс, естественно, основной специальности. При необходимости в ход шла пластическая хирургия — «Ничего не пожалеем для наших храбрых парней!».

И это ещё не всё: они заботились, чтобы сотрудница не забеременела во время срока службы, а после увольнения замужество было гарантировано почти на сто процентов. У «ангелочков» сейчас то же самое, они выходят за космонавтов — им легко найти общий язык.

Восемнадцати лет меня определили на должность «помощницы матери-хозяйки». Разумеется, я была нужна как почти дармовая прислуга, но я не возражала — всё равно на службу принимали только с двадцати одного года. Я работала по дому и посещала вечернюю школу, говорила, что продолжаю изучать машинопись и стенографию, а на самом деле записалась на курс «Обаяние» — чтобы повысить шансы на вступление в корпус.

А потом я встретила этого мошенника. Сотенными бумажками карман у него был просто набит. — Мать-Одиночка скривился. — Я говорю буквально: как-то он показал мне толстенную пачку сотенных и сказал: бери, мол, сколько надо. А я не взяла, потому что он мне понравился. Это был первый мужчина, который был со мною ласков и притом не пытался стянуть с меня трусики. Чтобы чаще с ним встречаться, я бросила вечернюю школу. И это были самые счастливые дни моей жизни!.. Ну а потом… Однажды ночью, в парке, я и сняла трусики.

Он умолк.

— И что потом? — осторожно спросил я.

— И потом ничего! Больше я его не видела. Он проводил меня домой, сказал, что любит, поцеловал на прощание… и больше не появлялся. — Мать-Одиночка помрачнел. — Если б нашёл — ей-богу, убил бы мерзавца!

— Да, — с сочувствием сказал я, — я хорошо представляю, каково тебе было. Но убивать его… В общем дело-то житейское, естественное. Хм-м… ты ему сопротивлялся?

— А?.. При чём здесь это?

— Очень даже при чём. Может быть, он и заслуживает, чтобы ему сломали одно-два ребра — за то, что он тебя бросил, но…

— Он заслуживает, чтобы ему все кости переломали! Погоди вот, сейчас расскажу. Короче, никто не узнал, а я решила, что всё к лучшему. Я его не любила по-настоящему и, думаю, никого уже не полюблю. А после этой истории я ещё больше захотела вступить в ДЕВКИ-КИСКИ; девственность там была не обязательна, хотя и желательна, так что я не особо расстроилась. Но скоро юбки стали мне жать.

— Забеременела?

— И ещё как! Мои скряги делали вид, что ничего не замечают, пока я могла работать, а потом вышвырнули, и обратно в приют меня уже не взяли. И я приземлилась в палате благотворительной больницы и таскала горшки, пока мне не пришло время рожать. И в один прекрасный вечер уснула на столе — «расслабьтесь и глубоко дышите: раз, два…» — а проснулась в кровати, и ниже груди у меня была точно сплошная деревяшка. Тут входит мой хирург и весело так, сволочь, спрашивает: «Ну-с, как мы себя чувствуем?»

«Как египетская мумия», — говорю.

«Естественно: вы в бинтах, действительно, не хуже мумии, и нашпигованы лекарствами, чтобы не болело. Всё будет в норме, но кесарево — это вам не заусеницу обрезать».

«Кесарево?! Док… мой ребёнок погиб?!»

«О, нет. С ним всё прекрасно».

«Фу. Мальчик, девочка?»

«Девочка, здоровая крепкая девочка. Пять фунтов и три унции».

Тут я маленько расслабилась: родить ребёнка — это, скажу тебе, кое-что значит. Ну, думаю, как-нибудь устроюсь: перееду, назовусь «миссис», а малышка пусть думает, что папочка помер. Моя дочь в приюте не окажется!